К 2013 году стаж моей «нырялки» составлял порядка 10 лет и около 1000 погружений. Нырял я в основном по принципам GUE, строго на открытом цикле, и к тому времени успел попробовать дайвинг в различных географических условиях — от Белого моря и Ординской пещеры до рэков лагуны Трук и пятичасовых нырков в мексиканские пещеры. Мне нравилось моё хобби, и наступил момент, когда захотелось из своей страсти к нырялке начать создавать какую-то общественную пользу. Когда Константин Богданов в 2013 году нашёл парусник «Лефорт» в Финском заливе, я сделал всё, чтобы оказаться среди членов первой большой экспедиции на этот объект.
Первая экспедиция хорошо финансировалась: помимо большого судна-гидрографа в качестве базы (правда, совершенно не приспособленного для дайвинга) были покрыты и затраты на газ, логистику и прочее. Все ныряющие члены экспедиции, кроме Михаила Иванова и Сумбата Александрова, на тот момент ныряли на открытом цикле. Условия погружений были довольно комфортными (по нашим теперешним меркам) — максимальная глубина порядка 60 метров (рабочая — в районе 50-55), температура воды порядка +3 градусов, толстый стационарный конец был привязан к мачте парусника. За период экспедиции получилось сделать порядка 12 погружений к объекту различными командами и собрать достаточно материала для документального фильма и дальнейшего осмысления.
Однако эта экспедиция ярко показала ограничения открытого цикла для работы в таких условиях. На корабль пришлось грузить порядка 60 (!) 50-литровых транспортных баллонов с газом, и после каждой серии погружений кому-то (обычно мне с напарником) приходилось всю ночь заниматься подготовкой газов на следующий нырок. На фоне этого два наших ребризерщика, тративших на все подготовки не более получаса в день, вызывали чувство острой зависти.
«Закрытый цикл» (closed circuit) — погружение с использованием оборудования, которое рециркулирует, т. е. восстанавливает дыхательную смесь, удаляя из неё CO2 и добавляя кислород. Есть множество типов различных аппаратов, обеспечивающих такую регенерацию под общим названием «ребризеры» или CCR (closed-circuit rebreather). При использовании ребризера расход газов происходит, по сути, только в процессе добавления необходимого количества кислорода в смесь, что значительно эффективнее с точки зрения расхода газов. Ребризеры также существенно повышают уровень комфорта при погружениях в холодную воду — отсутствуют тепловые потери за счёт выдыхаемого в воду воздуха, и подаваемый на вдох воздух тёплый за счет химической реакции в поглотителе CO2. Однако за всё приходится платить — ребризер существенно сложнее обычного набора регуляторов и баллонов, и в нём гораздо больше точек отказа. Например, проблемы с датчиками кислорода могут незаметно привести к слишком высокому или слишком низкому содержанию кислорода в смеси (и гибели дайвера), эффективность работы химического поглотителя невозможно уверенно проконтролировать (нет надёжных датчиков СO2, поэтому контроль возможен только косвенный), и это тоже может привести к гибели и так далее. В том числе поэтому хорошая практика погружения на ребризере предполагает обязательное наличие бэйлаута — набора газов и оборудования, которое в случае аварии позволяет всплыть в режиме обычного акваланга на открытом цикле, соблюдая все необходимые декомпрессионные остановки.
В любом ребризере (за редким исключением специальных видов — «кислородников») используется два газа:
– Дилуэнт — это основа дыхательной смеси. Газ, рассчитанный оптимально для максимальной предполагаемой глубины нырка. Он практически не расходуется во время погружения: тратится только на первичное заполнение дыхательного контура, поддув крыла и условный выдох для промывки маски.
– Кислород. Добавляется в дыхательный цикл по мере расхода. Что приятно, потребление кислорода никак не зависит от глубины и составляет порядка 20-30 бар в час из трёхлитрового баллона. То есть ребризер, заправленный 200 бар кислорода в трёхлитровом баллоне содержит запас дыхания примерно на 6-8 часов, вне зависимости от глубины.
Побочным эффектом от экспедиции на «Лефорт» стало формирование текущего ядра «Разведывательно-водолазной команды» и понимание, что для регулярной масштабируемой экспедиционной работы в Финском заливе нам нужно переходить на замкнутый цикл — ребризеры.
На том и порешили, хотя изначально каждый пошёл немного своим путём.
Будучи на тот момент убежденным (и относительно опытным) GUE-дайвером, я согласился побывать подопытным кроликом в одном из первых ребризерных курсов GUE у Ричарда Лундгрена в качестве инструктора. Курс занял 6 дней и проходил в одном из тёплых флоридских источников на глубинах не более 30 метров. Разрешение к декомпрессионным погружениям в пределах 60 метров давалось после 50 часов суммарного использования ребризера, а погружения глубже, с использованием гипоксических смесей — после 100 часов и дополнительного курса.
В качестве базового ребризера в GUE используются два типа аппаратов: пассивный RB-80, собственная разработка организации (здесь мы его рассматривать не будем) и особым образом сконфигурированный JJ-CCR — довольно популярный ребризер с электронным управлением, разработанный в Дании одним из бывших инженеров Inspiration.
Одно из ключевых особенностей JJ-CCR — выполненное из алюминия «сердце» ребризера — ёмкость, в которой находится химический поглотитель и электроника. Она же является основной несущей конструкцией аппарата, к которой крепятся «нога» и баллоны, причём можно почти произвольно играть с размерами и количеством закреплённых баллонов (до четырёх) и вариантами их подключения и трассировки шлангов. Кроме того, в JJ-CCR противолёгкое («мешки», служащие для хранения объёма газа для вдоха и выдоха) расположены там же, где компенсатор плавучести (крыло), что обеспечивает оптимальный баланс в воде. Примерно такой же, как у обычной спарки.
Идеология конфигурации JJ-CCR в исполнении GUE — попытка как можно ближе «поженить» стандартные процедуры и практики «открытого» цикла с особенностями плавания на ребризере. Возможно, вы слышали, что GUE очень трепетно и серьёзно относится к вопросу унификации снаряжения и процедур, считая это ключевым компонентом безопасности и эффективности под водой. Поэтому с этой точки зрения, «совместимость» процедур на ребризере с обычными и возможность собирать на проектах смешанные команды из ребризерщиков и ныряющих на открытом цикле для GUE оказалась критически важна.
Обычная экспедиционная работа нашей команды в русских водах Финского залива — это выход на рейдовом катере (РК) на 10-12 дней в районы бывших немецких минных заграждений, данные по которым добываются из архивов. Сначала осуществляется поиск гидролокатором бокового обзора вдоль предполагаемых маршрутов следования советских подводных лодок, и во второй фазе экспедиции — погружения на обнаруженные объекты. Часть дней (иногда до половины) выпадают по плохим погодным условиям, тем не менее даже плохую погоду мы стараемся использовать по максимуму, хотя бы для сонара. Иногда это приводит к неожиданностям. И без того не всегда чёткая и однозначная картинка с сонара становится ещё хуже во время волны, и например, подлодки М-95 и С-12 мы пропустили при первых проходах. М-95 упала на дно между двумя возвышенностями, таким образом, корпус подлодки уверенно читался только с определённого ракурса.
JJ-CCR в конфигурации GUE представляет из себя обычную спарку из двух стальных 7-литровых баллонов, соединённых гибким манифолдом производства LOLA, которая монтируется на фрейм JJ-CCR. Конфигурация регуляторов на спарке в точности повторяет обычный подход GUE: на правой стойке длинный шланг с регулятором (220 см), оттуда также питается поддув крыла и осуществляется подача дилуэнта в ребризер. На левой стойке находятся манометр и резервный регулятор или BOV (bailout valve) — аналогичная конструкция на ребризере. Кислород содержится в отдельном трёхлитровом баллоне, который вешается сзади спарки, а иногда ещё аналогичным образом крепится 3-литровый баллон поддува.
Плюсы и минусы такой конфигурации
Плюсы
* Очень легко, «нативно» переходить на ребризер для нырявших на спарке, очень комфортно нырять в смешанной команде. Те же процедуры и навыки: деление газом через длинный шланг, перекрытие стоек на спарках и т. п.
* Отличный баланс и обтекаемость в воде — сопоставимо с обычной 16-литровой стальной спаркой.
* Нет необходимости обязательно таскать с собой бэйлаут-стейдж, аварийный запас донного газа всегда находится за спиной. Это удобно, например, для проникновений в рэки — профиль дайвера меньше.
* Простота переключения на открытый цикл — достаточно одного поворота ручки на BOV.
Минусы
* Вес! В сборе вся конструкция весит килограммов 50-60, что создаёт массу неудобств примерно на всех этапах вне воды: выход, вход, подъём по трапу, перемещение ребризера по кораблю (по факту, лучше вдвоём).
Плюс GUE-конфигурации JJ-CCR я в полной мере смог оценить во время погружения на подлодку С-12. Это было в августе, на излёте сезона. Вода сверху была ещё достаточно тёплой, погода хорошей, поэтому мы с Константином Богдановым решили выскочить в режиме «выходные +1 день», чтобы доснять материал для фотограмметрической модели лодки. С-12 лежит на траверзе мыса Юминда в том месте, где в 1943 году немцы установили сплошную стальную противолодочную сеть. Судя по картине на дне, С-12 пыталась найти проход через сеть, но во время разворота зацепила донную мину. Вероятно от взрыва сдетонировал водород в аккумуляторном отсеке, в результате чего носовую часть лодки длиной метров 20-25 оторвало от корпуса. Она легла на дно рядом с основной частью лодки, на глубине примерно 86 метров. Экипаж погиб мгновенно. Нырок к лодке начинался штатно: мы установили вертикальный ходовой конец, подготовили оборудование и пошли вниз. Спуск до лодки занял приблизительно 7 минут, ходовик был поставлен удачно, рядом с основной частью лодки. Очень повезло с видимостью, она составляла порядка 7-10 метров, что для этого района Финского залива большая редкость. Носовая и основная части лодки оказались соединены кабелем антенны, который мы использовали в качестве ходовика, чтобы дойти до носовой части, которую предполагалось доснять. Всё шло хорошо, носовую часть лодки мы достигли примерно на 2-3 минуте донного времени. Я включил камеру, сфокусировался и начал снимать «сплошное» видео по палубе лодки, двигаясь постепенно в сторону разлома. Недалеко от места отрыва носовой части я наткнулся на торпедопогрузочный люк, он оказался выбит взрывом, и я решил отснять его в деталях со всех ракурсов и начал двигаться вокруг него кругами с камерой. Костя Богданов в этот момент отошёл в сторону разлома и стал там что-то рассматривать. В какой-то момент (примерно на 15 минуте донного времени) я услышал, что характерные щелчки соленоида (электронного клапана, подающего кислород) за спиной сменились тихим, постоянным шипением — в дыхательный контур постоянно подавался кислород. Я посмотрел на контроллер. Буквально на моих глазах парциальное давление кислорода подскочило с 1.2 до 2.5 (при допустимом максимуме не более 1.6) и продолжило быстро расти. Дыхательный газ стал явно плотнее на вдох, появился немного прогорклый привкус во рту. Перестал срабатывать соленоид! Я переключился на открытый цикл (спасибо конфигурации GUE, для этого было достаточно повернуть ручку на BOV — клапанной коробке, которую мы держим во рту вместо обычного регулятора), просигналил Косте, что у меня авария и надо валить наверх и пошёл по направлению к антенне, ведущей к основной части лодки. По дороге закрыл кислородный вентиль и промыл дыхательный цикл ребризера донным газом, приведя парциалку кислорода к нормальной. Однако попытка открыть вентиль кислорода вновь привела ровно к той же ситуации, он постоянно подавался в цикл и парциалка вновь подскочила до 4 почти мгновенно. В этот момент мы с Костей уже находились в районе вертикального ходового конца и начали всплытие (я всё ещё дышал из открытого цикла). На первой же минутной остановке я ещё раз промыл дыхательный цикл донным газом, снизил парциалку кислорода до приемлемой, переключился в закрытый цикл и попробовал подавать кислород, коротко открывая и закрывая вентиль баллона. Это сработало (хотя точность подачи оставляла желать лучшего) и дало возможность спокойно пройти все 1.5 часа декомпрессии в закрытом цикле, регулярно вручную добавляя себе кислород. Разбор полётов на поверхности не выявил никаких явных проблем с соленоидом (изначально я думал про грязь или песчинку в нём). Поменяв батарейки контроллера и соленоида на новые, мы сделали ещё один нырок на С-12 на следующий день, который уже прошёл совершенно штатно.
Двое других членов нашей команды, Костя Богданов и Лёша «Газон» Иванов, переключились с открытого цикла на ребризеры Inspiration Vision и старой версии Инспира, соответственно, пройдя обучение в России. Inspiration Иванова также был кастомизирован, использовалась электроника AV и контроллер AV1.
С 2014 года команда начала наныривать свой собственный ребризерный опыт: один JJ-CCR в конфигурации GUE, Inspiration Vision в классической конфигурации, кастомизированный Inspiration с контроллером AV и ещё один классический Inspiration у Миши Иванова.
За период эксплуатации этого парка в период 2014-2019 годов мы наныряли, думаю, суммарно больше 1000 часов в разных условиях, пережили ряд поломок и неприятных ситуаций.
На JJ:
* Один случай заклинивания соленоида (на севшей батарейке, скорее всего проблема оператора), приведший к неконтролируемому заполнению контура кислородом и аварийному выходу на открытом цикле с глубины порядка 85 метров.
* Один случай неконтролируемого медленного роста парциалки кислорода без явной выявленной причины (подтравливал соленоид? Соль или песок?).
* Один раз был затоплен дыхательный контур и один из датчиков (проблема решена за 10 минут).
* Неудобное и ненадежное соединение Т-коннектора к противолёгким. Если разобрал, собрать довольно сложно.
На Inspirtation / Inspiration Vision:
* Фирменное неудобство с заполнением канистры: из-за торчащего штыря приходится «колхозить» удобную подставку, типа мотка скотча.
* На старом Inspiration регулярно подтравливал соленоид и увеличивал парциалку кислорода не там, где надо.
* Несколько раз неожиданно себя вёл и выходил из строя контроллер AV1.
* Пару раз случался период неэффективной работы поглотителя («пробой») и рост CO2 со всеми вытекающими неприятностями.
* Режим декомпрессии, отличающийся от мнения компьютера на Vision, включал мерзкое бибиканье звукового сигнализатора под водой, которое мешало спать на декоостановках.
* Один случай самопроизвольного выключения контроллера на старом Inspiration (видимо, случайное нажатие кнопки вкл/выкл), которое привело к прекращению подачи кислорода и последующей потере дайвером сознания от гипоксии. К счастью, это произошло в конце погружения на небольшой глубине и не привело к последствиям серьёзнее испуга.
* На «возрастных» аппаратах окислялись и «отгнивали» провода подключения кислородных датчиков (на JJ такой проблемы нет, т. к. провода там являются частью датчика, и меняются ежегодно).
По суммарному опыту эксплуатации ребризеров, в целом позитивном, мы пришли к необходимости унификации снаряжения в команде. В качестве базовой модели был выбран JJ-CCR в своей новой, «цифровой» версии. Интересно, что параллельно с нами к аналогичному решению пришли и коллеги из Центра подводных исследований Русского географического общества (ЦПИ РГО). Таким образом, в качестве приятного побочного эффекта мы получили кросс-совместимость оборудования с коллегами по Заливу, а также с большим финским и скандинавским дайвинг-коммьюнити (JJ-CCR там весьма распространены). Помимо прочего, это иногда может существенно упростить логистику, достаточно взять «свою» голову ребризера, а остальное набрать на месте.
Во время первого погружения на только что обнаруженную Щ-320, во время первого обхода и осмотра лодки, перед нами постепенно открывалась картина гибели субмарины. Лодка проходила через плотное минное поле «Зееигель», практически прижавшись ко дну, под небольшим углом к ряду мин. Средств обнаружения мин тогда не было, поэтому подводники просто «крались» на минимальной скорости через опасный район, внимательно слушая: касание троса, на котором «подвешивались» мины (минреп), было очень хорошо слышно, и у лодки были шансы уклониться от мины резким маневрированием («скинуть» мину). Щ-320 передними рулями глубины «поймала» сразу два минрепа одновременно. Сейчас мы не сможем сказать, как именно принимал решение командир, и что именно он слышал, но он отдал приказ «лево на борт»: перо руля направления лодки находится именно в этом положении. Манёвр отчасти удался, командиру удалось «скинуть» мину по правому борту. К сожалению, этот же манёвр в сочетании с движением лодки вперёд привёл к подтягиванию к корпусу лодки второй мины, которая находилась слева. Она коснулась корпуса и сдетонировала, проделав двухметровую дыру в корпусе лодки. Вторая мина, находившаяся по правому борту, была повреждена этим взрывом, но не сдетонировала. Она и сейчас лежит рядом с бортом погибшей субмарины.
Часть экипажа смогла пережить взрыв и пыталась покинуть подлодку через кормовые торпедные аппараты. Однако что-то пошло не так: либо не хватило воздуха для выпуска торпеды, либо она заклинила в торпедном аппарате. По каким-то причинам подводники не смогли воспользоваться кормовым аварийным люком (возможно, отсек уже был затоплен) и остались в лодке навсегда. Торпеда так и торчит примерно на половину своей длины из правого кормового торпедного аппарата.
Несмотря на одинаковые модели ребризеров, конфигурацию баллонов каждый для себя сделал немного по-своему:
* Костя Богданов, Газон и Миша Иванов ныряют в классической конфигурации: два трёхлитровых баллона под кислород и дилуэнт, установленных на JJ вентилями вниз плюс 12-литровый стейдж с бэйлаутом и стейджи с ран-газом или декомпрессионными газами по ситуации (от нуля до трёх баллонов).
* Я продолжаю нырять на JJ в конфигурации GUE плюс один или два стейджа с декомпрессионными газами при необходимости.
* Новый член команды Иннокентий Ольховой ныряет в конфигурации JJ близкой к классической, но под дилуэнт он использует 7 или 10-литровый баллон (вместо стандартных 3-литровых), что даёт ему некоторый запас на аварийное дыхание в открытом цикле без необходимости переключения в стейдж.
Все выбрали вариант конфигурации с противолёгкими на спине, как самый комфортный.
Кроме того, мы окончательно «устаканили» подход к унификации газов и обыкновенно пользуемся всей командой чем-то максимально приближённым к стандартным газам GUE (21/35, 18/45, 15/55, 12/65, 10/70), хотя на остатках газов в конце экспедиции иногда их приходится разбавлять (в пределах END 30 и разумных парциалок, конечно). Унификация контроллеров ещё волей-неволей привела к упрощению/унификации режимов декомпрессии, сделав ещё более комфортной комбинацию / взаимодействие разных членов команды между собой.
Кроме того, мы на уровне команды приняли решение, что в ситуациях, в которых необходимо уменьшить количество баллонов (тяжёлый выход, специфические задачи или нагрузка на погружение, дополнительное оборудование и т. п.) и относительно простых условиях погружения (скажем, глубина не больше 60 метров, небольшое донное время, хорошая погода и хороший прогноз) мы можем принимать решение о разделяемом резерве декомпрессионных газов. Т. е., скажем, не каждый дайвер из тройки тащит полный комплект газов, а например, первый участник тащит полный набор из двух стейджей (кислород и 50%), второй берёт один кислород и третий — один 50%. Таким образом, на троих ныряющих у нас два полных комплекта газов на аварийный выход, что с нашей точки зрения, учитывая индивидуальный опыт каждого и снырянность, является достаточно безопасным.
На многих подводных лодках, которые мы нашли, видны следы попыток экипажей покинуть гибнущую субмарину. Иногда агония экипажей продолжалась несколько дней (как, например, на М-95), и только исчерпав резервы живучести и газ, они предпринимали попытку выхода.
К сожалению, успешных случаев эвакуации с гибнущей субмарины на Балтике буквально только два. В остальных члены экипажа гибли или во время процедуры выхода, или уже в воде от переохлаждения или декомпрессионных травм. Тем не менее в одном из случаев вышедший (и погибший в воде) член экипажа всё равно смог выполнить свою миссию и донести весточку до своих. Речь идёт о неизвестном подводнике с Щ-406. В 1943 году тело погибшего советского подводника в спасательном оборудовании было найдено и похоронено финнами на острове Ристисаари. Этот факт в конечном итоге привёл к обнаружению самой Щ-406. Миша Иванов, сопоставив время обнаружения подводника и дат выхода лодок Балтфлота, пришёл к однозначному выводу, что подводник вышел с Щ-406, а данные по ветрам и течениям 1943 года позволили локализовать район поиска субмарины. Она лежит на глубине 63 метров с открытым рубочным люком. Внутренний люк, ведущий в боевую рубку, закрыт. Поэтому нам остается только гадать, остались ли в рубке люди, которые не смогли покинуть лодку из-за того, что предыдущий вышедший товарищ не закрыл люк за собой или всё-таки им удалось выйти.
В обновлённом снаряжении команда начала нырять с 2019 года.
Например, в момент съёмок небезызвестного погружения В.В. Путина к остову лодки Щ-308 (в рамках нашего проекта) вся команда уже ныряла в ребризерах JJ.
Похоже, что общее количество отказов снизилось (хотя судить об этом пока рановато), значительно упростился взаимоконтроль и взаимозаменяемость деталей оборудования. Все ныряющие (включая перешедших с Inspiration) довольны изменениями, и, пожалуй, единственный дискомфорт вызывает своеобразный механизм включения и переключения режимов на цифровом HUD JJ-CCR, в простонародье «светофор». Слишком много света и моргания, плюс иногда самопроизвольно включается.
В остальном, продолжаем нырять безопасно и с удовольствием, чего и вам желаем!