Редакция «Предельной Глубины» решительно отвергает упрёки в заезженности каких-то тем. Кто не нырял на Абу-Нухасе – таких, кажется, исчезающее меньшинство. Но только сухопутный профи-фотокор и Master Scuba Diver PADI Александр Кротков разглядел свежим взглядом глаза-алмаза нечто небывалое.

Абу-Нухас

Если кто-нибудь убедит меня, что произошедшее со мной во время сафари по затонувшим кораблям севера Красного моря было просто чередой не связанных между собой драматических случайностей, я буду ему только благодарен. Я и сам в этом уверен. Правда, не до конца.

ПРОКЛЯТОЕ МЕСТО?

«Идиот! Кретин! – цедил я сквозь зубы, – Полный идиот!»

Эти нелестные эпитеты были адресованы самому себе.

Скрючившись над фотокамерой в боксе на ветерке среди баллонов и мокрой снаряги на корме сафарийного бота, я просматривал результаты недавней нырялки и подыскивал всё более обидные эпитеты. Нет, дайв был впечатляющим. И камера не подвела, и вспышки отработали как надо. Дал маху только их обладатель. Причем в такой уникальной ситуации, которую судьба вам подбрасывает, может быть, один раз в жизни.

Представьте себе лучи, точнее – столбы света, которые струятся из иллюминаторов затонувшего корабля – наискосок через всю капитанскую рубку. Поймать подобный свет считается невероятной удачей. На суше за похожими лучами отправляются туманным утром в лес. Но можно исходить себе все ноги, потратить недели, месяцы, так и не сделав хорошего кадра. Природа, знаете ли, непредсказуема.

Кто-то утверждает, что рэков тут четыре, но по другим версиям их шесть или даже семь. С именами четырёх общепризнанных рэков некоторая путаница – нет разногласий только по парусно-паровому лайнеру Carnatic.

А тут лучи света явились мне во всем своем великолепии и волшебстве – первый раз за 14 лет моей довольно активной нырялки. Требовалось лишь одно: правильно поставить дайвера в кадре – вдоль лучей, чтобы подчеркнуть тем самым «ритм» линий, как это называют профессиональные фотографы. А я, дурень, спешил скорее выплыть из чрева корабля на открытую воду, не развернул свою модель как следует – и недотянул кадр, который мог бы стать моим лучшим.

Мы стояли на Абу-Нухасе – том самом знаменитом рифе, о который разбилась целая флотилия. Кто-то утверждает, что рэков тут четыре, но по другим версиям их шесть или даже семь. С именами четырёх общепризнанных рэков некоторая путаница – нет разногласий только по парусно-паровому лайнеру Carnatic: название это использовано у Жюля Верна, хотя само судно затонуло ещё до открытия Суэцкого канала. А три сухогруза называют когда как: есть набор имён из которого, кажется, наугад берут любые три. На этом сафари считалось, что их звали Chrisoula K, Seastar и Ghiannis D – а не менее известные имена Keamon M и Marcos не использовались. Написание названий тоже меняется раз от раза. Например, иногда пишут без h – Giannis D, чтоб читалось «Джанис-Ди».

С погружения на этот рэк группа как раз и вернулась. Именно там струился из иллюминаторов мой свет. Точнее, теперь, увы, не мой. Через несколько минут наш бот должен был отчалить и устремиться на северо-восток к «Тисселю» (кто ещё ге знает, что его полное имя SS Thistlegorm?). Команда уже выбирала концы. Шансов переснять кадр у меня не оставалось никаких.

Рядом со мной сосредоточено проверял снаряжение наш инструктор Хакан Атилла, который, собственно, и показал мне ту комнату со струями света. Его реакция, когда я поделился с ним своим расстройством, стала для меня полной неожиданностью.

«Место тут такое, – пожал Атилла крепкими загорелыми плечами, – всегда что-то идёт неправильно! Думаете, просто так здесь столько судов затонуло?»

«Кстати, вы ничего такого… не почувствовали во время дайва? С вами там ничего случайно не произошло?» – улыбнулся он, помедлив.

Но мне было не до улыбок. Да уж, произошло: я чуть не захлебнулся!

НЕПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА

О том, что в машинном отделении Ghiannis D живёт гигантская мурена, нас, конечно же, предупреждали на брифинге перед погружением. Но обещания романтических встреч с муренами-гигантами, акулами, мантами и прочим подводным крупняком звучат постоянно. И, как правило, не сбываются. Поэтому я не придал предостережениям особого значения.

Внутрь затонувшего корабля мы заходили с теневого борта и буквально через несколько метров от входа оказались почти в полной темноте, которую пронзали только лучи наших фонарей. В их порывистом свете плясали по стенам машинного отделения тени людей в аквалангах, пританцовывали тени от клапанов гигантского корабельного двигателя внизу.

Стараясь как можно меньше работать ластами, чтобы не поднимать мути, я выдохнул и спланировал вниз. Стал искать ракурс, с которого в кадр попадал бы и двигатель, и оконце наверху, сквозь которое был виден свет – крошечное пятнышко синей открытой воды. Именно в тот момент я почувствовал на себе чей-то холодный взгляд. Или показалось?

Меня бросило в жар. Потом в холод. Видимо, это была паника. Я судорожно втянул носом, хлебнул воды из-под маски и отчаянно закашлялся в регулятор. Только бы не выронить его изо рта!

Отогнав нелепые ощущения, я постарался опуститься еще ниже и уперся коленями во что-то мягкое, шевелящееся, а прямо у меня под самым носом выплыла из темноты она. Мурена!

Наверное, она была не самой большой из виденных мною. Но от неожиданности я резко дернул фонарем, отмахиваясь от мордастой твари, ударил себя по маске, и та начала быстро наполняться водой. Чертыхаясь, я стал выгонять воду, выдыхая носом, но маска продолжала наполняться. Вечер переставал быть томным. Неужели треснуло стекло? Ещё эта темнота вокруг! Меня бросило в жар. Потом в холод. Видимо, это была паника. Я судорожно втянул носом, хлебнул воды из-под маски и отчаянно закашлялся в регулятор. Только бы не выронить его изо рта! И плевать уже на маску… Эта мысль помогла мне сосредоточиться на главном – на воздухе – и отчасти восстановить дыхание, поправить аккуратно обтюраторы маски и освободить, наконец, ее от воды. Трещины на стекле я не обнаружил. Но меня все равно продолжал бить легкий озноб. Скорее бы убраться отсюда наружу!..

В таком вот настроении я проследовал за инструктором по лабиринту ржавых корабельных коридоров и очутился в капитанской рубке, но был, увы, никак не готов к лучам в иллюминаторах.

Спустя несколько часов, сидя на открытой корме сафарийного бота, уходящего прочь от Абу-Нухаса, и глядя на раскачивающийся морской горизонт, я не находил в моей встрече с муреной абсолютно ничего мистического. А вот вчитаться в истории затонувших здесь судов стоило. Это должно окончательно склонить чашу весов к материалистической версии череды кораблекрушений, рассуждал я.

ИСТОРИЯ КРУШЕНИЙ

Перед сафари я несколько вечеров рылся в сети, собирая информацию о дайв-сайтах предстоящей поездки. Скопированные на планшет, который я прихватил с собой, они ждали своего часа. И дождались.

После ужина, причмокивая от воспоминаний о нем и потягивая из запотевшей банки кока-колу, взятую из холодильника, я пролистывал в прохладной кают-компании электронные страницы, отмечая в уме наиболее интересные подробности в истории злополучного рифа. Ну вот же, все понятно: в непосредственной близости от Абу-Нухаса проходит главный судовой путь из Средиземного моря в Индийский океан. А течение тут сильное и переменчивое. К тому же сам риф вытянулся поперек этого течения, расставив, так сказать, свои «сети» для кораблей-неудачников, капитанам которых достаточно самую малость не рассчитать маршрут, чтобы влететь со всей мочи на подводные скалы.

А вот вам и первый пример: парусник Cаrnatic в сентябре 1869 года из-за «небольшой навигационной(!) ошибки» сел тут на мель. Сел так плотно и надежно, что было принято решение, оказавшееся фатальным для пассажиров и экипажа: провести на борту корабля ночь. А ночью поднялся ветер, разогнал волну, уровень воды в трюме поднялся, парусник переломился пополам и ушел под воду. Результат: 31 погибший (по другой версии, правда, только 27) и партия консигнационных золотых монет ценностью 40 тысяч фунтов – на дне морском. Уж если приплетать тут мистическое начало, то в его роли должна была выступить беспечность команды, недооценившей переменчивые погодные условия.

Chrisoula K в августе 1981 года не просто села на риф, она врезалась в него на полном ходу. Команда спаслась. Капитан как раз передал управление одному из помощников и отправился отдыхать. Отдохнул.

Что идет у нас дальше? Ghiannis D? Chrisoula K? Дочитав до конца рассказ об их крушениях, я нахмурился и отложил планшет в сторону. Странная выходила история: роковую роль и там, и там опять сыграла все та же необъяснимая беспечность людей. Прямо эпидемия «пофигизма» какая-то с эпицентром под названием Абу-Нухас. Причем эпидемия шибко устойчивая – с разрывом в сотню лет.

Так, Chrisoula K в августе 1981 года не просто села на риф, она врезалась в него на полном ходу. Обшивку корабля разворотило от удара так сильно, что затонул он стремительно, и только нос его, пойманный рифом на крючок, еще долго торчал над водою. Команда спаслась. Расследование потом показало, что капитан как раз передал управление одному из помощников и отправился отдыхать. Отдохнул.

Меньше повезло команде сухогруза Ghiannis D, который пополнил список жертв злого рифа в 1983 году, то есть спустя всего два года после предыдущей катастрофы. Сев плотно на риф, капитан, по воспоминаниям очевидцев, даже отказался от помощи проходящего мимо судна. А спустя несколько часов основной корпус корабля под тяжестью заполнившей трюм воды оторвался от носовой части и пошел на дно. Погибло около тридцати человек. Прояви моряки чуть меньшую беспечность, они остались бы живы. Но у этого рифа осторожность человеку, похоже, изменяла, и люди начинали вредить сами себе!

Эта мысль, такая простая и очевидная, заставила меня вспомнить о том, как сам я несколько часов назад ударил себя под водой фонарем по маске и о том, что за этим последовало. «Чепуха! Бред! – тут же высмеял я свое суеверие, – Так ведь можно любую досадную чепуховину объяснить вмешательством потусторонних сил. Мы же взрослые люди!..»

ПОВОД ВЕРНУТЬСЯ

На следующий день мы классно отныряли на «Тисселе»: вопреки заверениям инструкторов, будто за один дайв невозможно обойти весь рэк целиком, мы прошли его вдоль и поперёк – от винта и зенитки на корме через трюмы с грузовиками и мотоциклами и до носовой части, до якоря. Прошли без спешки, обстоятельно. Никто не попал на декостоп, не потерялся в толпе вод водой.

Настроение у дайверов на борту было приподнятое, мы чувствовали себя крутыми ребятами, которым всё по плечу. Люди смеялись, поздравляли друг друга. А мне не давал покоя запоротый мною несчастный кадр со светом в рубке Ghiannis D. Переклинило меня на этом всерьез, грешен! Вот я и решил: уж если по плечу нам действительно всё, то попробую уговорить народ зайти на обратной дороге в Хургаду на Абу-Нухас – крюк невелик, а шанс такой упускать нельзя: судьба этого не прощает.

Следующие два дня надо мной похохатывал весь сафарийный бот. Нет, никто не высказывался против моего предложения, но все кивали на соседа: туристы-дайверы – на руководителей московского клуба, который нас сюда привёз, те – на местных инструкторов (представителей компании, владеющей сафарийным ботом), местные инструкторы – на туристов-дайверов. А когда я с радостью сообщил местным, что туристы – только за, то инструкторы послали меня к капитану, потому что только он, мол, царь и бог на корабле и только он решает такие вопросы.

Вся группа была в сборе на открытой корме второй палубы в ожидании брифинга, когда я подловил капитала, решившего на свою беду отлучиться с мостика. Я был сама вежливость. Я усадил капитана на диван напротив себя и, сияя, как медный таз (людям труднее отказать вам, когда вы улыбаетесь), стал излагать ему своё блестящее в некоторых местах предложение. На корме шумел легкий ветерок, ему вторило море за кормой, под нами мерно басил дизель, и никто не слышал слова, которые я говорил капитану. Но все прекрасно знали, о чём идет речь. И ухмылялись до ушей. Я проклинал эти глумливые улыбки моих приятелей, боясь, что капитан неверно истолкует их и решит, будто я хочу его обхитрить. Но повлиять на ситуацию уже не мог.

Капитан оказался дипломатом. Он сказал, что с радостью зайдет завтра на Абу-Нухас. Если, конечно, позволят погодные условия. Я понял, что это – конец, что непредсказуемой погодой можно оправдать любое решение.

И тогда мой язык вдруг перестал мне повиноваться и выдал вопреки моей воле, моему разуму слова, которые удивили меня самого: «Прекрасно! Я только что смотрел в интернете погоду на завтра. Она будет тихой и безветренной!»

На следующий день мы стояли на Абу-Нухасе и готовились к погружению.

ЭПИДЕМИЯ БЕСПЕЧНОСТИ

Это началось уже на зодиаке, когда подъезжали к точке десантирования.

Мой бадди Серёга Карпов вспомнил, что не открыл свой вентиль. Его жена Света ойкнула в ответ, промямлив, что она тоже, кажется, забыла это сделать. Пока они возились друг у дружки за спиной с вентилями, ещё один пассажир зодиака шлепнул себя ладонью по лбу со словами «Блин, а я ведь компьютер на боте оставил!» Инструктор Хакан оглядел нас с мрачным видом и объявил, что погружаться на рэк не может. Мы зашумели о том, что нельзя же быть таким строгим – ничего ведь непоправимого не произошло, на что Хакан возразил: дело не в нас, а в том, что он забыл взять с собой подводный фонарь, лезть без которого внутрь затонувшего корабля нельзя.

Всего нас на зодиаке было пятеро. Пятый – я. Но меня как будто поразил приступ амнезии. Я не мог сосредоточиться и вспомнить, всё ли у меня на месте.

Тут некоторые читатели, догадываюсь, поморщатся: не бывает в реальной жизни такой массовой, практически повальной забывчивости – привирает автор для красного словца. Я бы и сам не поверил, не случись все это на моих глазах. Так было! Не верите – спросите у Карпова: он личность известная, дайвмастер PADI из клуба «Акванавт».

Вернемся, однако, на зодиак. «Кризис» с фонарем был разрешён благодаря тому самому парню, который оставил на боте свой компьютер. «Значит, не судьба мне сегодня заплыть внутрь рэка!» – покивал он сам себе головой и передал свой фонарь инструктору.

Волшебный свет из иллюминаторов ждал нас на том самом месте, где мы его оставили. Серёга отрабатывал свою роль чётко, с лёгкостью, которой позавидовали бы многие профессиональные фотомодели.

Сбросили нас на рэк точно над его кормой. Вода была идеально прозрачной, всё, как на ладони, внутрь корабля как раз заходила другая группа дайверов. Чтобы не устраивать в машинном отделении толкотни, мы зависли в воде в ожидании своей очереди. Но не у самого входа, а метров на десять выше – чтобы сэкономить воздух в баллонах. Тем временем к входу подплыла новая группа дайверов и исчезла внутри. Затем ещё одна.

Инструктор Хакан, судя по сабельным взмахам его рук, был вне себя от ярости. Кровь великого Атиллы вскипала в его жилах. Мы висели и ждали. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Таял воздух в баллонах. А мы продолжали ждать.

Наконец инструктор подал знак опускаться вниз. Дальше все было очень просто и буднично. Место нам знакомо, роли распределены заранее. Пока Серёга занимал свою позицию как фотомодель, а я – свою, Хакан висел «на стрёме» в коридоре, сдерживая натиск следовавших за нами групп. Четыре-пять дублей каждого кадра и – вперёд к новой точке съёмки. Мурены нигде не было видно.

Волшебный свет из иллюминаторов ждал нас на том самом месте, где мы его оставили. Серёга отрабатывал свою роль чётко, с лёгкостью, которой позавидовали бы многие профессиональные фотомодели. Хакана не было видно, значит он – тоже на своем посту. Я в который раз поразился самоотверженности и фанатизму этого удивительного человека. Ведь он сам прекрасный фотограф. Некоторые даже не подозревают, что многие эффектные ракурсы, которые так восхищают читателей цветных дайверских журналов, – всего лишь копии того, что увидели первыми, сняли, а затем подсказали заветную точку съёмки именитому «фотомастеру» безвестные, но очень талантливые парни, работающие с туристами на дайверских ботах. Показали за так, из любви к искусству, от неудержимого желания делиться красотой.

ПРОЩАЛЬНЫЙ СЮРПРИЗ

Съёмка была закончена. Подошла пора возвращаться. Но риф Абу-Нухас приберегал для меня напоследок ещё один сюрприз.

Чтобы выбраться из капитанской рубки на открытую воду, всего-то требовалось проплыть сквозь дверной проём. Но когда я был уже по плечи снаружи, мощный поток непонятно откуда взявшегося подводного течения всосал меня внутрь рубки метра на полтора назад. Я опешил. Внутри помещения течения точно не было. Но стоило подплыть к выходу, начинала ощущаться сильная обратная тяга. Причём не постоянная, а как бы – враскачку. В памяти всплыла детская сказка про заколдованные чёрные скалы, которые не отпускали путников, попавших в поле их притяжения.

«Очень интересно, – рассуждал я про себя, стараясь сохранять спокойствие, – почему же в прошлый раз подобных фокусов тут не наблюдалось?»

Улучив момент, когда тяга на мгновение ослабла, я резким рывком выплыл наружу. Оглядевшись, я понял, что именно происходит: размашисто качало все вокруг – дайверов вокруг корабля, стайку рыб, державшуюся тут же рядом, небольшого наполеона ближе к поверхности. Вот откуда взялась в дверном проеме затонувшего корабля обратная тяга! Банальная физика: когда тот же объём воды вынужден проталкиваться через меньшее отверстие, его мощь резко усиливается. Кто поливал друг дружку из шланга, зажимая его пальцем, знает это.

А потом были дельфины. Впервые в жизни я видел их под водой. Невероятная удача. Дельфины "летали" вокруг нашей группы со скоростью снарядов, вертелись винтом, зависали на мгновение перед нами то вверх хвостом, то вверх головою, уходили и возвращались играть с нами снова. И мы тоже стали кружиться и кувыркаться в ответ, кто как мог. Какой это был восторг! А в ушах стоял возбужденный щелкающий свист этих потрясающих созданий.