Письмо редактора №64: курящее купе, навесной багажник, акулий зуб, белый дайвер, слюнявый палец, парусиновые туфли, шум волн, цветные пятна.

Номер то сдаётся, то не сдаётся под убаюкивающий напор берегового суховея, под посвист поющего песка на секретном пляже. Катиться к морю, не сворачивая, упасть за финишной лентой и последние метры

Письмо редактора №63: демисезонный глинозём, воображаемая вода, конечная весна, замедленная съёмка, шаг за край, весенний гром и чёрная молния.

Солнце, притворно весеннее и незлое, красит вертикальные поверхности бесстыдным ветчинным цветом. Старорежимная демисезонность отменена, и городское лето вышагивает навстречу, воплощаясь то развязными шлёпанцами на босу ногу, то щебетом фартучных старшеклассниц,

Письмо редактора №62: первая свежесть, снулая рыба, веселящие газы, хлорированный бассейн, великая сушь, нулевая видимость, три фарфоровых слона.

Выходящий в середине февраля первый номер хочется проверить на первую свежесть, а то новый год уже пообтёрся, отряхнулся от праздничной упаковки и встроился в извилистую струю офисных, фабричных, лавочных будней.

Письмо редактора №61: пробок нет, пристегнуть ремни, порожнее бульканье, обывателю невдомёк, латунная ручка, запотевший стакан, широкий боцманский шаг.

Уходящему году ещё не придумано прозвище, зима в средней полосе наступила нежданно и в срок, городской снег обнялся с реагентом, лёд встал как влитой. Тёплые края из пустой фигуры речи

Письмо редактора №60. Дошкольный бычок, хозяин планеты, Ладога и Онега, пыльный горожанин, степная прописка, стеклянный поплавок, приморский космополит.

Пока хмурые побережья прицениваются к последствиям тайфунов и потопов, средняя полоса нежданно празднует экстраординарную солнечную осень, каких не бывало с прошлого века. Такую, от которой нет никакого желания бежать к

Письмо редактора №59: Ящики на колёсах, жемчужная серьга, язык тумана, пляжные лежанки, шестьдесят минут, тысячелетняя скала, одной ногой в воде.

Летняя быстрота не только противопоставлена зимней длительности и медлительности, но и индуцирована транспортным ажиотажем: железные ящики на колёсах и на крыльях оптом перемещают трудовые коллективы, кружки по интересам и по-летнему

Письмо редактора №58: финальная закорючка и первая буква, химия и жизнь, консервированный человек, напрасная трата, дымчатая даль, рокот дизеля, остывший чай.

Двухнедельное, если повезёт, отпускное забытье рассекает лето и год как будто пополам, но линия разреза держится на оси времени не дольше, чем слово, писаное вилами по воде. Не успел довывести

Письмо редактора №57: тихие радости, строгие вагоновожатые, созвездие Рыб, непрожаренный бок, рулонный газон, зимняя беседа, атмосферное давление.

Посчитано, что зимних номеров у журнала с каждым годом всё меньше: это, как вежливо выражаются некоторые, интерстрадиал на излёте межледниковья, когда полузаметно прибавляется по паре градусов в сто лет, и

Письмо редактора №56: выйти сухим, неподходящая одежда, цена за баррель, ледяная сила, строгие цифры, оборотная стеклотара, лист А4, красота момента.

Середина зимы уподоблена свежепробитому отверстию в бумажной мишени: стрелок щурился, пыжился, смаргивал – и угодил в молоко. Чёрные орбиты официального мироздания, со строгими цифрами и обещанием почётных грамот за них

Письмо редактора №55: фирменная чернота, серьёзные намерения, курортная утопия, человек в футляре, приличная одежда, верный признак, от воды до кабинки.

Первый снег чуть-чуть недотерпел до новогодних недель, и в средней полосе нынче всё бело, как и положено по отстающему календарю, хотя годный для пропила майн и коловерчения лунок лёд ещё